С каждым годомвсе меньше остается тех, кто познал жестокость войны еще ребенком. Поколение, которого лишили детства. Страшные картины пережитого порой не дают спокойно спать по ночам «детям войны», напоминают о себе ранами тела и души. И мы должны успеть расспросить, записать их рассказы. Пока еще не поздно.
Из воспоминаний Т.И. Геккиной: Война ворвалась в нашу жизнь стремительно и грубо. Ее первые дни запомнились бомбежками с бесчисленным количеством жертв, особенно на железной дороге. Затем немцы начали регулярно сбрасывать с самолетов листовки, после чего город быстро пустел. Скоро мы узнали, что такое голод. Многие дети в школе, получив долгожданный кусок хлеба и съев его, тут же засыпали. Мой одноклассникопух от голода и с трудом передвигался. Мы панически боялись попасть под бомбежку после уроков и всегда ходили группами, навсегда усвоив урок безопасности. Если услышали гул «мессершмитта», надо падать навзничь, лучше в кювет. Война принесла с собойи страшные болезни. Все девочки в нашей семье переболели сыпным тифом, старшую, Валю, еле спасли от смерти.
И все-таки мы оставались детьми. Игрушек не было. Но мы радовались тряпичным куклам и вырезанным из дерева фигуркам животных. А какое счастье принес нам обыкновенный резиновый мячик,подаренный отцом!
Надо сказать, что война «высветила» в людях их лучшие качества. Все готовы были помочь друг другу в любом деле. Дети с огромным уважением относились к родителям, а те в свою очередь нежно и трепетно любили своих ребятишек.
Как на кадре замедленной киносъемки помню момент окончания войны. Вдоль нашей улицы едет на велосипеде незнакомый молодой человек и кричит: » Победа! Победа!» Из всех домов выскакивают люди, они обнимаются, целуются, радостно кричат, ликуют и плачут. Плачут, потому что каждая семья в войнепотеряла своих дорогих и любимых, которых уже никто никогда не вернет.
Из воспоминаний Н. И. Чечневой: Отца своего я не помню. Он ушел добровольцем на фронтв год моего рождения и погиб под Ленинградом. Мама, имея на руках четверых малолетних детей и слабое здоровье, была вынуждена на некоторое время оформить нас в детский дом. Мои старшие сестры жили там в другой комнате, и я иногда заходила к ним. Помню огромное, на мой взгляд, помещение спальни с бесчисленным количеством кроватей и столы-треноги в столовой. Мама забрала брата и сестер через год, а меня - через два. За это время я успела забыть их лица. Когда она приехала за мной, а воспитательница обратилась ко мне, я даже не шелохнулась, потому что не узнала. Помню, как долго мы шли с мамой по пыльной дороге солнечным жарким днем. Ей нечем было угостить меня, кроме селедки. Потом я сильно захотела пить, и мама, сняв свой белый головной платок и намочив его в воде, напоила меня прямо из него. Когда мы приехали в мамину деревню, то я еще два года просидела на печке зимой, потому что стояли сильные морозы, одежды и обуви не было. Позже в школу ходили за четыре километра через лес и кладбище, а старшая сестра -за двадцать три километра одна. Мы все боялись, что ее съедят волки. Переехав в Пийтсиеки, долго удивлялись, что школа может быть прямо в поселке и так близко.
Став взрослой, я посетила могилу моего отца, которого никогда не видела живым и которого отняла у нас война, на Пискаревском кладбище в Санкт- Петербурге.
Из воспоминаний В.Л.Ивановой: Война застала нашу семью на железнодорожной станции Лоухи. Мне было всего 4,5 года. Сразу же начались сильные бомбежки. Приходилось спать одетыми и прятаться от обстрелов в окопах. Вскоре нас отправили в эвакуацию. Собирались наскоро, но мама решила взять дорогую для нее вещь – патефон с несколькими пластинками. Перед отъездом отец передал маме записную книжку со словами: » Береги детей, записывай все». Наш состав сильно бомбили, мы не раз отсиживались под откосом. Наконец прибыли в Воронежскую область. Мама пошла работать в колхоз, а мытоже не оставались в стороне: собирали и колоски, и зернышки для фронта, для победы.
Деревня находилась в окружении меловых гор. Отступавшие военные говорили, что оттуда придут немцы. Удивительно, но с гор сначала полчищами побежали различные жабы и лягушки. Я вижу в таком факте что-то символическое. Чтобы не оставлять немцам лишнего, наши угоняли крупный рогатый скот. Животные громко мычали, не желая покидать родные места, их наспех доили.
Решено было спрятаться от немцев. У одной хозяйкинашлась яма в хлеву, где мы и просидели довольно долго. Однажды неожиданно открылась дверь, ина пороге появились немцы. Они вывели сначала взрослых, а затем детей, велев всем сесть на толстый ствол дерева во дворе. Мама, как заклинание, повторяла: »Не плачьте, не бойтесь». Я увидела врага именно таким, как позже показывали его кадры кинохроники. Немцы прибыли на мотоциклах с накрепко привязанными к рулю автоматами. Их речь напоминала собачий лай. Они, громко хохоча, ловили кур, требовали яиц и молока. Затем, сбросив свою серую суконную форму у колодца-журавля, заставляли женщин мыть их. Так мы оказались в немецкой оккупации.
Враг быстро установил свои порядки, привлекая местных служить им или отправляя работать в поле. Дети вынуждены были оставаться дома одни. Мы все время с сестрой сидели под кроватью и тряслись от страха. Ночью постоянно проводились облавы. Много беды наделали эти изверги. Девочка полезла за яблочком, и ее застрелили прямо на наших глазах. А мама наша, которой было всего 28 лет, вместе с другой женщиной постоянно прятались от немцев. Скрывая свою молодость и привлекательность, надевали старушечьи платки, рисовали искусственные морщины. А на лугу немцы содержали наших военнопленных, не давая им даже воды. Женщины и дети под дулами автоматов перебрасывали им через колючую проволоку узелочки с едой.
Каждый день в этом аду казался вечностью. Иногда, правда, случались и светлые моменты. Наши летчики из самолетов выбрасывали гильзы с записками: » Победа будет за нами, только потерпите». По ночам наведывались партизаны. Для них хозяйки заранее сушили хлеб, вязали носки и рукавицы.
Под Рождество у немцев случилась грандиозная гулянка. Бывший председатель колхоза, прихвостень фрицев, пришел к нам требовать патефон. Мама ответила, что, мол, дети сломали.Вражеский холуй страшно рассердился, накричал на нас и велел готовиться к расстрелу на рассвете. Всю ночь сидели мы, две семьи, в сенях и ждали смерти. Одна из женщин пошла за водой, чтобы перед расстрелом все могли попить холодненького. Вернулась она какая - взбудораженная и без ведер. Оказалось, что именно в этот день и час в деревню пришли донские казаки в папахах с красными звездами и погнали немцев. Можно сказать, мы чудом спаслись.
Затем последовал долгий и мучительный путь в Карелию в товарном вагоне. Некоторое время пожили у родственников Беломорском районе, а потом поехали вслед за отцом-железнодорожником в Петрозаводск. Город был сильно разрушен. Бараки строили буквально из того, что валялось под ногами: выбитых рам, досок, дверей. В Петрозаводске работало много пленных немцев. Выглядели они мирно, дарили детям игрушки из дерева. Являясь расконвоированными, могли свободно заходить в любой дом. Они меняли мыло на хлеб и показывали фотографии своих детей. Мне часто приходилось проходить мимо пленных, и каждый раз я содрогалась, ведь в цепкой детской памяти навсегда остались картины тех ужасов, которые творили враги.
Здесь я пошла в первый класс 6-й женской школы. Я была маленьким сорванцом в платье из парашютного шелка и в туфлях на деревянных колодках, и бабушка- петрозаводчанка, порывшись в заветном сундучке, выдала мне старый портфель и сшила несколько ситцевых платьев.
Хорошо помню День Победы. Все кричали, танцевали, бежали, пели, играл духовой оркестр – это был общий эмоциональный взрыв.
Прошло много лет, но самым дорогим подарком для меня было и остается послание – поздравление »Детям войны, попавшим в немецкую оккупацию».
Мы – маленькие очевидцы,
Последние из могикан,
Нам до сих пор тревога снится,
И до сих пор отбой не дан.
Елена МЕЛЬНИК.